Марк Твен. Приключения Тома Сойера
Гекльберри делал, что хотел, никого не спрашиваясь. В сухую погоду он
ночевал на чьем-нибудь крыльце, а если шел дождик, то в пустой бочке; ему
не
надо было ходить ни в школу, ни в церковь, не надо было никого слушаться:
захочет - пойдет ловить рыбу или купаться когда вздумает и просидит на реке
сколько вздумает; никто не запрещал ему драться; ему можно было гулять до
самой поздней ночи; весной он первый выходил на улицу босиком и последний
обувался осенью; ему не надо было ни умываться, ни одеваться во все чистое;
и ругаться тоже он был мастер. Словом, у этого оборванца было все, что
придает жизни цену. Так думали все задерганные, замученные мальчики из
приличных семей в Сент-Питерсберге.
Том окликнул этого романтического бродягу:
- Здравствуй, Гекльберри!
- Здравствуй и ты, коли не шутишь.
- Что это у тебя?
- Дохлая кошка.
- Дай-ка поглядеть, Гек. Вот здорово окоченела! Где ты ее взял?
- Купил у одного мальчишки.
- А что дал?
- Синий билетик и бычий пузырь; а пузырь я достал на бойне.
- Откуда у тебя синий билетик?
- Купил у Бена Роджерса за палку для обруча.
- Слушай, Гек, а на что годится дохлая кошка?
- На что годится? Сводить бородавки.
- Ну вот еще! Я знаю средство получше.
- Знаешь ты, как же! Говори, какое?
- А гнилая вода.
- Гнилая вода! Ни черта не стоит твоя гнилая вода.
- Не стоит, по-твоему? А ты пробовал?
- Нет, я не пробовал. А вот Боб Таннер пробовал.
- Кто это тебе сказал?
- Как кто? Он сказал Джефу Тэтчеру, а Джеф сказал Джонни Бэккеру, а
Джонни сказал Джиму Холлису, а Джим сказал Бену Роджерсу, а Бен сказал
одному негру, а негр сказал мне. Вот как было дело!
- Так что же из этого? Все они врут. То есть все, кроме негра. Его я не
знаю, только я в жизни не видывал такого негра, чтобы не врал. Чушь! Ты
лучше расскажи, как Боб Таннер это делал.
- Известно как: взял да и засунул руки в гнилой пень, где набралась
дождевая вода.
- Днем?
- А то когда же еще.
- И ЛИЦОМ К ПНЮ?
- Ну да. То есть я так думаю.
- Он говорил что-нибудь?
- Нет, кажется, ничего не говорил. Не знаю.
- Ага! Ну какой же дурак сводит так бородавки! Ничего не выйдет. Надо
пойти совсем одному в самую чащу леса, где есть гнилой пень, и ровно в
полночь стать к нему спиной, засунуть руку в воду и сказать:
Ячмень, ячмень, рассыпься, индейская еда,
Сведи мне бородавки, гнилая вода... - йотом быстро отойти на
одиннадцать шагов с закрытыми глазами, повернуться три раза на месте, а
после того идти домой и ни с кем не разговаривать: если с кем-нибудь
заговоришь, то ничего не подействует.
- Да, вот это похоже на дело. Только Боб Таннер сводил не так.
- Ну еще бы, конечно, не так: то-то у него и бородавок уйма, как ни у
кого другого во всем городе; а если б он знал, как обращаться с гнилой
водой, то ни одной не было бы. Я и сам свел, пропасть бородавок таким
способом, Гек. Я ведь много вожусь с лягушками, оттого у меня всегда
бородавки. А то еще я свожу их гороховым стручком.
- Верно, стручком тоже хорошо. Я тоже так делал.
- Да ну? А как же ты сводил стручком?
- Берешь стручок, лущишь зерна, потом режешь бородавку, чтоб показалась
кровь, капаешь кровью на половину стручка, роешь ямку и зарываешь стручок
на
перекрестке в новолуние, ровно в полночь, а другую половинку надо сжечь.
Понимаешь, та половинка, на которой кровь, будет все время притягивать
другую, а кровь тянет к себе бородавку, оттого она исходит очень скоро.
- Да, Гек, что верно, то верно; только когда зарываешь, надо еще
говорить: "Стручок в яму, бородавка прочь с руки, возвращаться не моги!"
-
так будет крепче. Джо Гарпер тоже так делает, а он, знаешь, где только не
был! Даже до самого Кунвилля доезжал. Ну, а как же это их сводят дохлой
кошкой?
- Как? Очень просто: берешь кошку и идешь на кладбище в полночь, после
того как там похоронили какого-нибудь большого грешника; ровно в полночь
явится черт, а может, два или три; ты их, конечно, не увидишь, услышишь
только, - будто ветер шумит, а может, услышишь, как они разговаривают; вот
когда они потащат грешника, тогда и надо бросить кошку им вслед и сказать:
"Черт за мертвецом, кошка за чертом, бородавка за кошкой, я не я, и
бородавка не моя!" Ни одной бородавки не останется!
- Похоже на дело. Ты сам когда-нибудь пробовал, Гек?
- Нет, а слыхал от старухи Гопкинс.
- Ну, тогда это так и есть. Все говорят, что она ведьма.
- Говорят! Я наверно знаю, что она ведьма. Она околдовала отца. Он мне
сам сказал. Идет он как-то и видит, что она на него напускает порчу, тогда
он схватил камень, да как пустит в нее, - и попал бы, если б она не
увернулась. И что же ты думаешь, в ту же ночь он забрался пьяный на крышу
сарая, и свалился оттуда, и сломал себе руку.
- Страсть какая! А почем же он узнал, что она на него порчу напускает?
- Господи, отец это мигом узнает. Он говорит: когда ведьма глядит на
тебя в упор - значит, околдовывает. Особенно если что-нибудь бормочет.
Потому что если ведьмы бормочут, так это они читают "Отче наш"
задом
наперед.
- Слушай, Гек, ты когда думаешь пробовать кошку?
- Нынче ночью. По-моему, черти должны нынче прийти за старым хрычом
Вильямсом.
- А ведь его похоронили в субботу. Разве они не забрали его в субботу
ночью?
- Чепуху ты говоришь! Да разве колдовство может подействовать до
полуночи? А там уж и воскресенье. Не думаю, чтобы чертям можно было везде
шляться по воскресеньям.
- Я как-то не подумал. Это верно. А меня возьмешь?
- Возьму, если не боишься.
- Боюсь! Еще чего! Ты мне мяукнешь?
- Да, и ты мне тоже мяукни, если можно будет. А то прошлый раз я тебе
мяукал-мяукал, пока старик Гэйс не начал швырять в меня камнями, да еще
говорит: "Черт бы драл эту кошку!" А я ему запустил кирпичом в
окно, -
только ты не говори никому.
- Ладно, не скажу. Тогда мне нельзя было мяукать, за мной тетя следила,
а сегодня я мяукну. Послушай, а это что у тебя?
- Ничего особенного, клещ.
- Где ты его взял?
- Там, в лесу.
- Что ты за него просишь?
- Не знаю. Не хочется продавать.
- Не хочешь - не надо. Да и клещ какой-то уже очень маленький.
- Конечно, чужого клеща охаять ничего не стоит. А я своим клещом
доволен. По мне, и этот хорош.
- Клещей везде сколько хочешь. Я сам хоть тысячу наберу, если вздумаю.
- Так чего же не наберешь? Отлично знаешь, что не найдешь ни одного.
Это самый ранний клещ. Первого в этом году вижу.
- Слушай, Гек, я тебе отдам за него свой зуб.
- Ну-ка, покажи.
Том вытащил и осторожно развернул бумажку с зубом. Гекльберри с
завистью стал его разглядывать. Искушение было слишком велико. Наконец он
сказал:
- А он настоящий?
Том приподнял губу и показал пустое место.
- Ну ладно, - сказал Гекльберри, - по рукам!
Том посадил клеща в коробочку из-под пистонов, где сидел раньше жук, и
мальчики расстались, причем каждый из них чувствовал, что разбогател.